Додати в закладки
Переклад
Translate
 Вхід в УЧАН Анонімний форум з обміну зображеннями і жартами. |
|
|
Скачати одним файлом. Книга: Малкольм Гладуэлл / Переломный момент. Как незначительные изменения приводят к глобальным переменам
53 решила устроить импровизированную тюрьму в подвале здания психологического факультета.54 Они взяли участок коридора протяженностью 10,5 метра и обустроили там ряд камер, установив заранее изготовленную стену. Три небольшие (1,8х2,75 м) камеры были сделаны в лабораторных помещениях, снабженных железными решетками и черными дверями. Кладовую отвели под камеру одиночного заключения. Исследовательская группа затем поместила объявления в местных газетах, предлагая мужчинам-добровольцам принять участие в эксперименте. Обратились семьдесят пять человек, из этого числа Зимбардо и его коллеги отобрали двадцать одного участника, которые в результате тестов выявили лучшее физическое и психическое здоровье. Половина группы на основе рандомизации55 была отобрана на роль тюремщиков, им роздали форму и темные очки, сказав, что их обязанность — поддерживать порядок и тюрьме. Другой половине сообщили, что они теперь заключенные. Ф. Зимбардо договорился с полицейским управлением Пало-Альто, и этих "заключенных" "арестовали" у них дома, надели на них наручники, отвезли в полицейский участок, обвинили в несовершенных преступлениях, сняли отпечатки пальцев, завязали им глаза и доставили в "тюрьму" — подвал психологического факультета.
Целью эксперимента было попытаться выяснить, почему тюрьма — такое ужасное место. Было ли это из-за того, что там находятся ужасные люди, или тюрьма — это такая жуткая среда, которая делает людей ужасными? Другими словами, возвращаясь к ситуации с Берни Гоетцом и уборкой в метро, насколько сильно непосредственное окружение влияет на поведение людей? То, что обнаружил Зимбардо, буквально шокировало его. "Охранники", которые ранее называли себя пацифистами, очень быстро вошли в роль жестоких усмирителей. В первую же свою смену они разбудили "узников" в два часа ночи и заставили отжиматься от пола, выстроиться вдоль стены и выполнять другие унизительные приказы. На утро второго дня "заключенные" взбунтовались. Они сорвали с себя тюремные номера и забаррикадировались в камерах. "Тюремщики" отреагировали на это, сорвав с "заключенных" одежду и поливая их из огнетушителей; зачинщик бунта был брошен в одиночную камеру.
"Временами мы вели себя очень грубо, кричали им что-то прямо в лицо, — вспоминает один из "охранников". — Это была часть общей атмосферы террора".
По мере развития эксперимента "охранники" становились все более жестокими, у них стали проявляться садистские наклонности.
"Мы были не готовы к силе перемен и быстроте, с которой все так изменилось", — говорит Зимбардо.
"Охранники" заставляли "заключенных" признаваться друг другу в любви, маршировать по коридору в наручниках и с бумажными пакетами на головах.
"Это было совершенно не похоже на то, как я веду себя теперь, — вспоминает другой "охранник". — Думаю, я был очень изобретателен в своей жестокости".
Через тридцать шесть часов у одного из "заключенных" началась истерика, и его пришлось отпустить. Еще четверых отпустили позже в связи с
"сильнейшей душевной депрессией, приступами плача, ярости и обостренной тревожностью".
Ф. Зимбардо изначально планировал двухнедельный эксперимент, но он вынужден был прекратить его через шесть дней.
"Я понимаю теперь, — говорит один из "заключенных", — что каким бы психически здоровым я ни считал се6я, я не контролировал свое поведение в тюрьме настолько, как мог бы предположить".
Другой заявил:
"Я начал ощущать, что моя личность распадается, что человек, которого я называл ранее именем […], человек, который добровольно согласился, чтобы его привели в эту тюрьму (потому что для меня она действительно стала тюрьмой, и я не считал это экспериментом или симуляцией…), был отделен от меня и удалился настолько, что в конце я уже не был этим же самым человеком. Мой номер был 416. Я действительно стал этим номером, и 416-й в конечном итоге принимал решения о том, как поступать".
Ф. Зимбардо сделал вывод, что существуют специфические ситуации, настолько жесткие, которые могут пересилить присущие людям склонности. Ключевое слово здесь — ситуация. Ф. Зимбардо не говорит о среде, о главных внешних факторах влияния на нашу жизнь. Он не отвергает того, что способ нашего воспитания родителями обусловливает то, кем мы становимся, в какие школы ходим, с какими людьми дружим или в каких кварталах живем, — словом, воздействует на наше поведение. Все эти вещи, несомненно, важны. Не отвергает он и того, что наши гены играют роль в определении того, каковы мы. Большинство психологов полагают, что натура (генетика) составляет примерно половину причин, по которым мы ведем себя тем или иным способом. Он просто указывает на то, что в определенные времена, в определенных местах и условиях многое из этого может быть отметено. В некоторых случаях вы можете взять нормальных людей из хороших школ, счастливых семей и благополучных кварталов и очень сильно повлиять на их поведение, всего лишь изменив непосредственные условия их окружения.
Тот же самый аргумент был выдвинут, вероятно, с большей убедительностью в 1920-х годах во время исторической серии экспериментов, проведенных двумя исследователями из Нью-Йорка — Хью Хартшорном и М.А. Мэй, — которые взяли в качестве испытуемых одиннадцать тысяч школьников в возрасте от восьми до шестнадцати лет. В течение нескольких месяцев они подвергали их буквально дюжинам тестов, которые преследовали цель определить степень их честности. Типы тестов, которые применяли Хартшорн и Мэй, имеют главное значение при составлении выводов, поэтому я немного подробнее расскажу о некоторых из них.
ЗМІСТ
На попередню
|
|
