Додати в закладки
Переклад Translate
Вхід в УЧАН Анонімний форум з обміну зображеннями і жартами. |
|
Скачати одним файлом. Книга: Малкольм Гладуэлл / Переломный момент. Как незначительные изменения приводят к глобальным переменам
62 Но можно понять, почему она нас так привлекает: гораздо проще объяснить поступки людей исходя из их порядка рождения. Если нам придется постоянно оценивать каждого из окружающих нас людей, как мы сможем составить логическую картину мира? Насколько тяжелее нам будет принимать тысячи необходимых решений о том, нравится ли нам тот или иной человек, любим ли мы его, доверяем ли ему, хотим ли дать ему совет? Психолог Уолтер Мишель63 утверждает, что человеческий ум — это своего рода "редукционный клапан", который "организует и поддерживает непрерывность восприятия, даже перед лицом постоянно наблюдаемых изменений в поведении".64
Он пишет:
"Когда мы наблюдаем за женщиной, которая представляется враждебной и агрессивно независимой какую-то часть времени, но пассивной, зависимой и женственной — в других случаях, наш "редукционный клапан" заставляет нас выбирать между этими состояниями. Мы решаем, что один тип поведения поддерживает другой, или они оба поддерживают некий третий мотив. Она должна быть в действительности мегерой с фасадом пассивности, или же она мягкосердечная, пассивно-зависимая женщина с защитной маской агрессивности. Но, возможно, природа больше, чем наше восприятие. И эта леди может оказаться враждебной, агрессивно независимой, пассивной, зависимой, женственной, злобной, мягкосердечной, жестокой личностью одновременно. Разумеется, какая она в данный конкретный момент, не зависит от случая или каприза — это зависит от того, с кем она сейчас, когда, в каких условиях, и от многого, многого другого. Но каждая из этих сторон ее характера может быть истинным и реальным аспектом ее целостной личности".
Характер, таким образом, — это не то, что мы думаем, или, скорее, что мы хотим видеть. Это не стабильный, легко узнаваемый набор тесно взаимосвязанных черт, — так нам только кажется из-за ошибки в устройстве наших мозгов. Характер больше похож на связку привычек, стремлений и интересов, слабо скрепленную и зависящую в определенные периоды времени от обстоятельств и ситуации. Причина, по которой большинство из нас обладают, как представляется, устойчивым характером, состоит в том, что большинство из нас умеет контролировать себя в тех или иных обстоятельствах. Мне очень весело на дружеских застольях. По этой причине я часто устраиваю застолья, мои друзья видят меня там и решают, что я веселый человек. А если бы я не смог часто устраивать застолья? Если бы мои друзья вместо этого увидели бы меня во многих других ситуациях, над которыми у меня слабый контроль или нет контроля вообще (как, например, когда на меня надвигаются четверо агрессивно настроенных юнцов в грязном, поломанном вагоне метро), они, возможно, не стали бы думать, что со мной так уж весело.
5.
Несколько лет назад два психолога из Принстонского университета, Джон Дарли и Дэниел Батсон, решили провести исследование, вдохновленные историей о Добром Самарянине. Если помните, это предание из Нового Завета; Евангелие от Луки рассказывает о путнике, которого побили, ограбили и оставили умирать на обочине дороги, ведущей из Иерусалима в Иерихон. Священник и левит (два весьма достойных и благочестивых члена общества) натолкнулись на него, но не остановились и прошли мимо. Единственным человеком, который оказал бедняге помощь, оказался некто самарянин (член презираемого меньшинства), который "подошед перевязал ему раны" (Лук. 10:11) и привез его в гостиницу. Дж. Дарли и Д. Батсон решили воспроизвести эти события в Принстонской богословской семинарии.65 Получился эксперимент во всех традициях ошибки фундаментального объяснения, и это важная демонстрация влияния силы обстоятельств на то, как мы воспринимаем социальные эпидемии всех типов, и не только распространение тяжкой преступности.
Дж. Дарли и Д. Батсон встретились в индивидуальном порядке с группой семинаристов, попросив каждого из них подготовить краткую, импровизированную беседу по данной библейской теме, затем отправиться к близлежащему зданию и провести такую беседу. На пути к месту проведения беседы каждый семинарист наталкивался на человека, сидевшего, скорчившись, на аллее, с опущенной головой и закрытыми глазами. Он кашлял и стонал. Вопрос был в том, кто остановится и окажет помощь. Дж. Дарли и Д. Батсон имели три экспериментальные переменные, чтобы полученные результаты были более значимыми. Поначалу, еще до начала эксперимента, семинаристам были розданы опросники, имеющие целью выяснить, почему они приняли решение изучать богословие. Рассматривают ли они религию как средство личностной и духовной самореализации? Или они ищут практический путь в поисках смысла обыденной жизни? Затем они составили разнообразную тематику, по которой студентов просили пообщаться. Некоторых попросили поговорить о связи между духовенством как профессией и призванием к духовному служению. Другим предложили обсудить притчу о Добром Самарянине. В конечном итоге условия заданий, которые давали всем семинаристам экспериментаторы, были различными. В некоторых случаях, отправляя студента в путь, экспериментатор смотрел на часы и произносил: "О, ты опаздываешь. Они ждали тебя уже несколько минут назад. Нам лучше поторопиться". В других случаях он говорил: "Они будут готовы принять тебя только через несколько минут, но ты можешь уже идти".
Если вы попросите кого-то предсказать, кто из семинаристов исполнил роль Доброго Самарянина (а последующие исследования как раз пытались это определить), их ответы будут однотипными. Почти все будут говорить, что остановятся, скорее всего, те студенты, которые ступили на путь духовного служения, чтобы помогать людям, и те, которым напомнили о важности сострадания, всего лишь зачитав им притчу о Добром Самарянине. А большинство из нас, скорее всего, согласятся с таким выводом. Но в действительности ни один из этих факторов не имел никакого значения.
"Трудно придумать контекст, в котором нормы, требующие помощь страждущему, более важны, чем для человека, помнящего о Добром Самарянине. Но при всем при том это мало влияет на готовность реально помочь, — заключили Дарли и Батсон. — На самом деле в нескольких случаях студент семинарии, идущий, чтобы провести беседу по библейской притче о Добром Самарянине, практически переступал через жертву и спешил дальше".
Единственно, что действительно имело значение, так это — спешил ли студент. Из всей группы, которая спешила, 10 % остановились, чтобы помочь. Из группы, которая знала, что у них есть несколько минут, остановилось 63 %.
Иными словами, это исследование предполагает, что убеждения вашего сердца и конкретное содержание ваших мыслей в конечном итоге не так важны в управлении вашими действиями, как непосредственная ситуация, в которой вам приходится действовать. Слова "о, ты опаздываешь" превращали человека, как правило, сострадательного, в того, кому безразличны мучения другого, превращали его в определенный момент в другого человека. Эпидемии, по сути, связаны именно с таким процессом трансформации. Когда мы пытаемся начать эпидемию идеи, общественного мнения или товара, мы стараемся изменить нашу аудиторию в малой, но радикально важной степени. Мы стараемся заразить ее, охватить нашей эпидемией, обратить из обороняющейся массы в ту, которая принимает нас. Это можно осуществить через влияние особого рода людей, людей с экстраординарными личными связями. Это закон малого числа. Этого можно добиться, изменив содержание сообщения, сделав весть такой запоминающейся, что она застрянет в мозгу многих людей и побудит их к действию. Это фактор прилипчивости. Я думаю, что мы интуитивно понимаем оба этих аспекта. Но нам надо помнить о том, что малые изменения в ситуации могут быть такими же важными в начале эпидемий, даже несмотря на то, что, на первый взгляд, это идет вразрез с нашими самыми сокровенными представлениями о человеческой натуре.
Это не означает, что наше внутреннее психологическое состояние и личная история не так важны для объяснения нашего поведения. Огромный процент тех, кто совершает акты насилия, имеют те или иные психические отклонения или происходят из очень неблагополучных семей. Но есть колоссальная разница между склонностью к насилию и фактическим совершением насилия. Преступление — это относительно редкое и абсолютно ненормальное событие. Чтобы преступление совершилось, должно случиться нечто дополнительное, поверхностное, которое подтолкнет неблагополучного человека к насилию. И, согласно закону силы обстоятельств, эти переломные моменты могут оказаться совершенно простыми и обыденными, такими как ежедневные признаки беспорядка — граффити и безбилетный проезд. Последствия этой идеи огромны. Прежнее представление о том, что всему виной склонность к насилию (что причины насилия — это "социально патологическая личность", или "дефицитарное супер эго", или неспособность устоять перед удовольствием, или нехорошая наследственность), это в конечном итоге самая беспомощная и реакционная теория преступности. Она гласит, что когда вы поймали преступника, вы можете попытаться исправить его (дайте ему таблетки, вылечите его, постарайтесь его реабилитировать), но вы, прежде всего, очень мало что можете сделать, чтобы остановить преступность. Старые представления о борьбе с эпидемиями преступности неизбежно ведут к преобладающему использованию мер защиты от них. Повесьте на дверь еще один замок, чтобы остановить грабителя и, возможно, перенаправить его к двери соседа. Закрывайте преступников в тюрьму на более длительный срок, чтобы у них было меньше возможностей причинить нам вред. Переезжайте в благополучные пригороды, чтобы проложить большее расстояние между вами и большинством преступников.
Теперь мы осознали, что контекст важен. Эти специфические и относительно малые элементы окружения могут стать переломными моментами, они могут положить конец пораженчеству. Переломные моменты в контексте среды — это то, что мы можем изменить: мы можем застеклить разбитые окна и стереть граффити, прежде всего, удалив сигналы, которые поощряют преступность. Преступность может стать более предсказуемой. Ее можно будет предотвратить. Здесь можно говорить и о более широком аспекте. Джудит Харрис выдвинула убедительный аргумент, что влияние окружающих и общества более важно, чем влияние семьи в предопределении того, какими вырастут дети. Например, исследования в области преступности среди несовершеннолетних и динамики роста числа детей, недоучившихся в школе, демонстрируют, что ребенок ведет себя лучше, если живет в нормальном районе, но неблагополучной семье, по сравнению с тем, который живет и неблагополучном районе, но в хорошей семье. Мы посвящаем столько времени воспеванию важности и силы семейного влияния, что это может даже показаться неправдой. Но в реальности это не более чем очевидное и осмысленное продолжение закона силы обстоятельств. Он просто-напросто говорит нам о том, что дети во многом формируются условиями внешней среды, что свойства нашего социального и физического мира (улицы, по которым мы ходим; люди, с которыми встречаемся) играют огромную роль в предопределении того, кто мы и как себя ведем. В конечном итоге не только преступное поведение чувствительно к влиянию среды, но и вообще всякое поведение. Как бы странно это ни звучало, если вспомнить об эксперименте с импровизированной тюрьмой в Станфордском университете и эксперименте в нью-йоркской подземке, то можно сделать вывод о том, что ты станешь хорошим человеком скорее в условиях чистой улицы и чистого метро, чем в заваленных мусором и исписанных непристойностями.
"В подобной ситуации ты попадаешь в боевые условия, — говорил Берни Гоетц своей соседке Мире Фридман во время возбужденного телефонного разговора всего через несколько дней после стрельбы в метро. — Ты не можешь думать нормально. Даже твоя память не работает нормально. Ты так взвинчен. Меняется даже твое зрительное восприятие. Меняется угол зрения. Меняются возможности. Меняется то, на что ты способен". Он действовал, как говорил сам, "злобно и жестоко… Как если ты загоняешь и угол крысу и хочешь ее искромсать, понятно? Я реагировал злобно и жестоко, совсем как эта крыса".
ЗМІСТ
На попередню
|