Вхід в УЧАН Анонімний форум з обміну зображеннями і жартами.



Додати книгу на сайт:

Скачати одним файлом. Книга: Практична філософія та правовий порядок: Збірка наукових статей. / Кривуля О. М.

5.8. Клаус Дирксмаер (Йена, ФРГ) О способности правовой философии к изменениям

Данная статья посвящена рассмотрению следующего вопроса - насколько правовая философия способна к изменениям в содержательном и формальном отношении, иначе говоря, может ли она приспосабливаться к изменениям права в историческом отношении и при этом не терять своей, не зависящей от времени содержательности. Этот вопрос будет исследован на примере правовой философии Карла Христиана Фридриха Краузе (1781-1832), которая забыта в Северной и Восточной Европе, но пользуется большим вниманием в Испании, Португалии и во всей Южной Америке. В первом пункте будет изложена принципиальная проблема - изменения права, далее, во втором будет представлен общий философский метод Краузе, который открыт в отношении исторических преобразований, и, наконец, в третьем - специфический познавательный метод правовой философии Краузе.

1. Изменения права как проблема правовой философии

Любая правовая философия, которая не хочет быть просто философией по ту сторону права, должна отражать в своей теории права изменения исторического права. Но если она при этом хочет соответствовать не только выражениям, но и сущности права, содержащейся во всех изменениях, то она нуждается в такой правовой теории, которая охватывает право, не ссылающееся на историческое преобразование и одновременно остающееся открытым для этого преобразования. Поэтому возникает следующий вопрос - насколько сама философия права подчинена этим изменениям или способна ли она вообще к изменениям.

Проблема способности правовой философии к изменениям проявляется не только в материальном отношении, то есть относительно вопроса, какие новые аспекты мы получаем в настоящий момент от права и справедливости благодаря политическим и социальным изменениям, но и в формальном плане - относительно методов, с помощью которых мы занимаемся правовой философией. Как раз перемены времени показывают, что едва ли может иметь смысл индуктивно выводить понятие права только из чего-то обнаруженного, иначе что же остается нам тогда для исторического различения права от не-права, или несправедливости. Мало вероятным кажется также дедуктивное выведение правовой действительности из высших основоположений и желание «дофилософство-вать» детали правовой жизни. Тем не менее, во-первых, мы не хотим отказываться от принципов права, и, во-вторых, от нашего интереса относительно правовых понятий, придающих конкретность, и, следовательно, мы не хотим довольствоваться ни только лишь правовым морализмом, ни правовым позитивизмом.

Далее, необходимо в послекантовский период провести разделение между скорее объективистскими правовыми теориями, которые хотят выводить содержание справедливости правовых законов из бытийно-нормативного положения вещей, то есть из т.н. «природы вещей», и между такими, которые выводят субъективистское ценностное содержание правовых законов только лишь из аксиологической нацеленности лиц, определяющих право и следующих праву. Определенная доля правды есть, вероятно,в обеих позициях. Вез наших усилий, создающих ценности, действительность вряд ли была бы такой упорядоченной, в каком виде мы ее познаем. Тем не менее, наши субъективные ценностные согласия направлены в не меньшей степени на то, чтобы «соответствовать положению вещей» или быть «соответственными»; иными словами - мы пытаемся осуществлять наши субъективные нормы, ориентируясь на объективные нормы.

Наконец, если мы согласны с тем, что мы не намерены с помощью квази-рациональной философии абсолютного перепрыгивать через намеченные здесь различия между объективной и субъективной правовой этикой, между исторической и априорной теорией права и между индуктивными и дедуктивными методами и выдавать это как уже искорененное в том духе, который не является нашим, - то, кажется, мы стоим перед дилеммой принятия решения в пользу соответственной крайней позиции и несохранения при этом очевидного истинного содержания соответствующей противоположной позиции. Хотя спекулятивная диалектика противоположностей может уберечь наши понятия от этой опасности, но наша действительность будет до тех пор оставаться незатронутой, пока не только в словах, но и, по сути, не уяснится то, как для каждого можно методически чисто объединить проявившиеся противоположные точки зрения. Таким образом, следует отыскать такую правовую философию, которая одновременно является исторической и неисторической, субъективной и несубъективной, и при этом не фальсифицировать в виде панлогического понятийного оптимизма знание о фактическом праве и о праве, которое должно быть дееспособным, и которое никто не может иметь или разделять. Теория, которая посвящена только что представленному проекту, была разработана в начале 19-го века Карлом Христианом Фридрихом Краузе (1781-1832).

2.0 философской методологии вообще

Краузе разделяет всю свою философию в двух отношениях. Во-первых, он проводит различие между основной наукой, или философией как наукоучением и фундаментальной философией, и между реальными или региональными философиями, которые присутствуют здесь как метафизика права, религии, искусства и т.д. Во-вторых, он проводит различие как внутри фундаментальной философии, так и среди региональных философий, соответственно системную часть по возрастающей, и по нисходящей. Системная часть по возрастающей содержит феноменологию, выраженную в трансцендентально-философском направлении, а часть по нисходящей - идейную ноуменологию, или точнее говоря - учение о сущностях. Речь о системе по нисходящей, которая соответствует системе по восходящей, включает в себя высший пункт, в котором они обе объединены. Это учение Краузе о духовном самопознании, которое, если оно адекватно будет осуществлено философом, позволяет переходить от анализа достоверности познания, которое мы все имеем, к конструкции достоверного познания, которое имеет философ.

Если кратко изложить иными словами эту программу, чтобы понять, что кроется за философскими этикетками, то получим следующее. Краузе сначала осуществляет кантовскую программу критики познания и четко отмежевывается от современной ему философии немецкого идеализма в том отношении, что последняя пытается путем пренебрежения критической пропедевтики Канта выйти напрямую на дедукции из Абсолюта. Затем Краузе также разрушает те позиции, которые злоупотребляли кан-товской исходной позицией, для того чтобы остановится у критического предприятия как только лишь скептической точки зрения. Утверждение эмпиризма, позитивизма и историзма, что знание можно получить только индуктивным путем, Краузе разрушает как тезис, который сам получен неиндуктивным путем. Краузе показывает, что вопрос о достоверном знаний как нечто, находящимся вне пределов аналитического разложения понятий и по ту сторону простого обобщения познания, то есть старый вопрос о синтетическом априорном познании, является еще открытым и может быть поставлен как действующий.

Он сам полагает, так же как позже Гуссерль, что нельзя получить никакой иной исходной точки для исследования знания, кроме как Я в его непосредственном самовосприятии. Поскольку субъект сначала воспринимает себя эмпирически отдельно и опосредованно, то первый шаг его аналитической философии или философии по восходящей феноменологического очищения сознания Я имеет случайные содержания. Но соответствующие редукции, тем не менее, не приводят к освобождению Я от всех его содержаний, а к обретению сущности или к очищению его собственной структуры. Таким образом, Краузе предпринимает попытку доказательства категорийного аппарата чистого Я вместе с его имманентными логическими отношениями, или, говоря по-кантовски, аналитику чистого рассудка и его категорий.

После представления ответов (на потому, что; и как) относительно систематики категорий феноменологическая программа Краузе заканчивается и далее вступает в действие трансцендентально-философская. Краузе задается, собственно, вопросом, как или при каких предпосылках возможно, что субъект высказывает суждения с помощью субъективно-априорного аппарата категорий, о которых он думает, что они якобы, и причем адекватно, касаются предметов, являющихся внешними для субъекта. По Краузе, ни эмпирическое, ни чистое Я здесь не могут быть достаточным основанием. Он отклоняет ранний конституирующий идеализм Фихте, но и не следует сенсуалистическому эмпиризму - объект в своей фактичности как не-Я или вещь-сама-по-себе [1] не может быть достаточным основанием его ментального присутствия в сознании Я. Итак, есть ли нечто третье, которое служит связкой между этими двумя, последнее основание, которое гарантирует соизмеримость объекта и субъекта?

Краузе показывает, что для философствующего Я важно мыслить понятие такого последнего основания. В этом он согласен с Кантовыми рассуждениями об «интеллигибельном субстрате» природы и свободы как условия возможности и об «идеале чистого разума» как условия осуществления синтезируемости феноменального и ноуменального бытия. Проще говоря, Краузе, как и Кант, ищет трансцендентально-логические предпосылки единой действительности духовного и чувственного мира и охватывает эти предпосылки в идее последнего и первого основания единства. Но имеет ли понятие этого основания единства реальность также и вне духа? Может ли переходное содержание этой идеи быть доказано только лишь непереходным мышлением? В этом отношении - вопреки любой попытке трансцендентально-философского восстановления онтологического доказательства бога - Краузе также говорит - нет.

Тем не менее, по Краузе, речь идет вовсе не о доказательстве прочного основания единства вне духа посредством ментальных операций, а о самообозримости человеческого мышления, вопрошающего об условиях возможности надежного познания. Легитимность регулятивного использования идей для этой цели оспаривать и так нельзя. Но Краузе полагает, что и конститутивное использование «идеала чистого разума», или, выражаясь более традиционно, понятия Абсолютного, не наносит ущерба программе критического философствования при определенных условиях. В качестве центрального условия для этого Краузе приводит то, что необходимо найти теорию, в которой Я последовательно выясняет те достоверные данные о мире, которые Я не может обосновать само и на которых Я должно, тем не менее, покоится для сохранения единства своего сознания. Это значит, что очевидность соответственной самодостоверности и достоверности мира необходимо уяснить теоретически.

Центральными достоверными данными о мире, несущими в себе единство сознания Я, по Краузе, являются реальность себя и реальность внешнего мира, который является самостоятельным в отношении Я, вместе с иными самостоятельными разумными существами. Так как даже философское сомнение, как-то собственно следует обосновать эти фундаментальные тезисы, не может убедить Я отказаться от этих допущений, потому что они относятся к идентичности самого себя. Если бы удалось определить саму причину невозможности этого отказа, то можно было бы достичь достоверности о тезисах о мире не только как субъективного восприятия его как истинного, но и в модусе объективно действительного.

Но согласно Краузе, это интеллектуальное самораскрытие Я вовсе не случайно совпадает с ясным представлением полного понятия последнего основания. Это понятие не просто так является фундаментально действующим, лишь потому, что без него Я не охватывает себя в собственном смысле (трансцендентальное измерение), но (и это центральный аргумент Краузе) Я может адекватно охватить себя и мир через эту идею лишь потому, что и поскольку эта идея имеет реальность, независимую от индивидуального процесса познания, то есть она есть (фундаментальное онтологическое измерение). В соответствии с этим, для Краузе не Я, исходя из которого оправдывается последнее основание, а последнее основание правомерно задает фундамент, исходя из которого Я понимает само себя.

Это - метафизика последнего основания, которая, если признаться, имеет полностью беспроблемную форму. Во-первых, она ограничивает себя тем, что имеет силу только для того, кто идет вместе с ней в осуществлении собственного сознания. Во-вторых, она определяет только лишь временное последнее основание, поскольку познания, полученные благодаря такому понятийному горизонту, действительны лишь в той мере, в какой они являются бесспорными в рациональном отношении. Если можно оспорить с достаточными основаниями аргументацию, выведенную из последнего основания, то соответствующая претензия на последнее обоснование (так как последнее основание, конечно же, является последним основанием всякой логичности) является фальсифицированной уже в исходном положении, а сама аргументация либо ошибочна, либо, по крайней мере, не полная, а поэтому подлежит соответствующей корректировке. Таким образом, последнее основание не есть принципом последнего основания в смысле

диктаторского завершения еще открытых дебатов, а, наоборот, оно дает критерии для критической проверки всех таких аргументов, которые выдают себя за бесспорные, не будучи таковыми.

Таким образом, после завершения феноменологической очистки и трансцендентально-философской интерпретации понятия Я, Краузе помещает его и весь мир в тот охватывающий их горизонт, исходя из которого по нисходящей должно лучше получиться переформулирование сознания Я субъекта и мира, нежели в аналитическом регрессе. В соответствии с этим Я старается рассматривать вещи sub specie aeternitatis в синтетическом движении по нисходящей, то есть по их вневременной сущности. Это не значит, что Я стремится к неисторическому познанию мира, однако, вероятно, это содержит в себе попытку познать историческое иначе, чем просто как придающее исторический аспект. Иными словами, те фундаментальные сущности, которые Я берет как уже тут данные, например, природа, разум, человечество, переформулируются и трактуются теперь онтологически. То, что раньше было функционально-интенцио-нальным использованием понятий для описания содержаний сознания, теперь для пробы становится екзистенциально-экстенциональным описанием действительности, то есть регулятивной онтологией жизненного мира. Где ранее предметам вне духа субъект лишь приписывал бытийные или аксиологические свойства, теперь они (до пределов обоснованного противоречия) признаются как бытийные структуры и бытийные ценности. Это - реформа философского мировоззрения, проведенная в духе испытания феноменальной справедливости, или, выражаясь формулой, реалистический идеализм.

3.0 специфическом методе правовой философии

Правовая философия Краузе также имеет две части - по возрастающей и по нисходящей. По восходящей Краузе занимается аналитической философией права, а по нисходящей - синтетической философией права. Этим подразумевается, что Краузе сначала исследует предварительное человеческое понимание права, чтобы затем исходя из принципов доказать очищенное понятие права. Для того чтобы это более позднее понятие права не было сконструировано произвольно, важно предпослать анализ предварительного понимания права. А чтобы анализ не происходил случайно, его необходимо направить регулятивне на рациональные принципы.

Исходную позицию Краузе берет из правовых предрассудков у образованных современников. Краузе отвергает изначальную симуляцию пустого сознания, чтобы затем ввести его необходимые определения в свою теорию. Ему кажется более целесообразным сделать установку на предварительные формы исторического и культурного вида, которые наше мышление всегда имеет через право, даже до того, когда оно будет возведено на уровень рефлексии. Признанные предрассудки можно рассортировать критически или, , на крайний случай, опровергнуть, но конечно и подтвердить. Они не вредны для нейтральности мышления. Напротив, непризнанные предрассудки избегают аргументированной релятивации и, таким образом, настойчиво дезавуируют претензию философии быть беспартийной.

По Краузе, оказывается, что мы все время обнаруживаем право в наших жизненных отношениях. Мы приписываем его лицам и локализуем его в рамках тех отношений между лицами, которые создаются свободой. Поэтому едва ли случайным является то, что философская традиция в своих определениях права все время связывает право с понятиями жизни, свободы и лица. На самом деле, по Краузе, возбуждение происходит всегда тогда, когда свободно-определенные действия сталкиваются со свободой и жизнью другого, когда в нашем сознании возникает чувство несправедливости. В то время, когда мы, собственно говоря, обусловленные природой и непроизвольные ограничения нашего самоосуществления воспринимаем только лишь как неприятные, произвольные нарушения права мы оцениваем как несправедливость. Кажется, что у нас есть, по меньшей мере, негативное понятие того, что право дается нам для - по возможности самого свободного - ведения нашей жизни.

Исходящая из этого задача аналитической правовой философии заключается теперь в корректировке этого предварительного понимания с помощью предложений определения в духе философской традиции в том отношении, пока искомое определение права не будет совпадать, с одной стороны, с понятийной системой практического разума, и, с другой стороны, с нашей правовой интуицией. Конечно, я не буду излагать здесь осуществление этой программы. В результате Краузе приходит к предварительному определению права как системы тех условий, которые можно создать с помощью свободного временного деяния, и которая распределительно позволяет всем вести определяемую ими самими жизнь в рамках гарантии всесторонне-обоюдной свободы.

Краузе полагает, что превзошел in puncto точностью традицию. Потому что, с одной стороны, он вместе с Кантом занимает позицию, согласно которой право нельзя выводить из случайных определений цели или рассматривать как только лишь порядок, оптимизирующий власть или пользу, из-за чего многим из докантовской философии были показаны их рамки. С другой стороны, Краузе подчеркивает, что его определение права выходит за пределы кантовского, поскольку оно требует не только отрицания отрицания, но особенно взывает к созданию условий возможности всеобщей распределительной практики свободы. В соответствии с этим, к задачам государства относится также предоставление права субъектам пользоваться прежде всего свободой и правом. Краузе говорит о «праве на предоставление права» как основополагающем праве, которое должно способствовать обретению самой широкой правовой автономии также детям, несовершеннолетним и инвалидам.

Но теперь это понятие права, по Краузе, обусловлено тем, что оно само не может гарантировать того, что человеческий разум в своей автокритической рефлексии может предпринимать соответствующие определения понятий о предметах, которые находятся вне его пределов. Иными словами, совпадает ли наше понятие о праве абсолютно с сущностью права и объективно с конкретными правовыми предметами урегулирования - это зависит от того, может ли иметь наше правовое мышление право на переходные высказывания. То, что это так, в рамках непереходной аналитической правовой философии может быть только постулировано, или лучше сказать, на это можно только надеяться.

Делом синтетической правовой философии является показать, что эта надежда не обманывает, а находит в ноуменоне права и в объектах права свою связь с соответствующей мыслительной целенаправленностью. Таким

образом, и правовая философия для предварительного последнего основания должна отыскать сферу последнего основания и обрести свою легитимность из нее. Это может получиться только тогда, когда последнее основание обретет правовой контур не лишь после наших усилий в направлении обоснования, а уже будет, исходя из себя, иметь правовое обоснование. Иными словами, последнее основание должно иметь качество права, или выражаясь языком Краузе - право должно быть «основной сущностью». Именно это является фундаментальным тезисом правовой метафизики Краузе - бытие имеет правовое обоснование само по себя и для самого себя, благодаря чему нормативно-правовая напряженность относится к онтологическому фундаменту и тут-бытийного; поэтому оно является для условий жизни не просто присущим извне, но и соответствует им принципиально на основании их сущностной структуры. Следовательно, бытие и долженствование являются лишь относительными, а не абсолютными противоположностями. Их взаимодействие в праве принципиально возможно и индивидуально необходимо.

Этим сначала подразумевается, что правовое структурирование своего жизненного мира человеком покоится не просто на обманчивой фикции или является чистой конструкцией. Конечно, никак нельзя оспорить конструктивно-субъективную часть правового распределения по категориям практических отношений, но из этого вовсе не следует, что это окончательное правовое оформление жизненного мира якобы является последним случайным осуществлением человеческой фантазии, которую можно было бы осуществить по-иному или которой могло бы и не быть. Это значило бы невидение интереса взаимодействия каждого справедливого устремления. Постоянные попытки людей не изобрести что-либо как право, а найти право, соответствующее положению вещей, не осуществить какие-либо договоренности, а достичь урегулирований, соответствующих положению вещей - очевидно, содержат в себе устремление к объективной законности. Правда, без субъективно-объективного взаимодействия невозможно определить право, но только лишь исходя из сущностной природы соответствующих вещей, нуждающихся в урегулировании, как если бы это были просто логические компоненты определений тут-бытия. Однако постоянным у всякого, кто определяет прав, будет намерение, чтобы его определение права соответствовало также и так называемой «природе вещей», пусть даже для того, чтобы выдуманные правила не просто остались безрезультатными. От этой попытки соответствия, как от опрометчивой, следовало бы отказаться, если бы сами положения вещей, которые этим не будут регулироваться, имели бы, по меньшей мере, латентную правовую структуру.

Поэтому синтетическая правовая философия Краузе не желает производить из ничего такого рода приспосабливаемости. Она апеллирует к аналитической правовой философии, в той мере, в какой она продуктивно воспринимает и развивает исторически уже заданную догматику права, и ее имманентные постановки вопросов. Этот контакт исторической правовой догматики и априорной правовой философии осмысливается Краузе в обоих направлениях. С одной стороны, продуктивное усвоение догматических постановок вопросов и так относится к любой серьезной правовой философии, поскольку она лишь так достигает глубоко обдуманное и соответствующее положению вещей сознание проблемы. А с другой стороны, -и это имеет особое значение для взаимосвязи вопросов об изменениях права и требуемых ими способности к изменению правовой теории - Краузе думает и о том, чтобы юридическая догматика взяла на вооружение специфическую традиционную правовую философию.

Сегодня такое предприятие называют «догматической философией». Оно обозначает юридическую попытку сделать философскую традицию преходящей, не учитывая самостоятельных метафизических гипотез, а, скорее всего, исходя из почвы соответствующего правопорядка; при этом преднамеренно историзируют ее уже сами по себе неисторические образования понятий или проблемно увязывают с догматическими вопросами, решение которых стоит сегодня на повестке дня. Хотя это правовая философия не в строгом смысле слова, но все же способ, который не только может переносить последняя, но, согласно Краузе, даже своеобразный способ, который должна востребовать априорная правовая философия. По Краузе, историко-индивидуальная ситуация никогда не может быть охвачена как следует теорией, которая восходит по ту сторону частного. Поэтому для того, чтобы как можно больше закрыть пробел между теорией и практикой, необходимо не только движение мыслей чистой философии, которое касается всеобщих условий частной практики, но дополнительное изложение в теории исторически-частного, которое исходит из практики, и которое теория хочет охватить как конкретное всеобщее. Именно это движение мыслей нельзя никогда осуществить с помощью философов вне истории, но за него должны взяться юристы, которые ведут исследования, ориентируясь на проблему в историческом отношении. Это движение философия не может ни отвергнуть, ни подменить. Оно скорее обозначает легитимное рефлектирующее самосостояние юридической правовой науки. И то, что философия берет его на вооружение, вовсе не представляет собой нелегитимное преклонение правовой философии, но дополнение ее благодаря историческому соотношению с жизненным миром. Поэтому в методологической концепции Краузе одной правовой философии или одной правовой науки априорно-вневременная правовая философия и исторически-конкретная догматическая философия продуктивно и тесно взаимодействуют. Таким образом, спора факультетов [2] удается избежать сотрудничество факультетов, благодаря компетентному в своих сферах.

Примечания переводчика:

1. Именно так я, как и некоторые известные кантоведы, например, недавно скончавшийся известный профессор А. В. Гулыга (см. его соответствующие аргументы в предисловии к: И. Кант Трактаты и письма. Москва: Мысль, 1980), предпочитаю переводить немецкое понятие Ding an sich. 2. Намек на проблему, которую обсуждал Кант в своем одноименном сочинении.

Книга: Практична філософія та правовий порядок: Збірка наукових статей. / Кривуля О. М.

ЗМІСТ

1.	Практична філософія та правовий порядок: Збірка наукових статей. / Кривуля О. М.
2.	1.2. Л. М. Газнюк (Харків) Соматично-прегнантна обумовленість соціального порядку
3.	1.3. О.М.Губарь (Макеевка) Мораль и право в естественно-правовой и позитивистской концепции
4.	1.4. В. Ю. Дубниченко (Донецк) Проблема правосознания в русской религиозной философии
5.	1.5. Г. П. Климова, А. В. Климов, А. И. Уколов (Харьков) Политические аспекты социального порядка
6.	1.6. А. В. Климова (Днепродзержинск) Взаимосвязь традиционных, нравственных и правовых аспектов социального порядка
7.	1.7. Клаус-Михаэль Кодалле (Йена, ФРГ) Томас Гоббс: философия языка и политика
8.	1.8. Ю. В. Конотопцева (Харків) Свобода і соціальний порядок в розвитку суспільства: роль еліти
9.	1.9. Л.Д. Кривега (Запорожье) Социальный порядок: мировоззренческие измерения
10.	1.10. О. М. Кривуля (Харків) Співвідношення морального і правового порядку
11.	1.11. А. П. Лантух (Харків) Маргіналізація як засіб раціоналізації соціального порядку
12.	1.12. В. Н. Леонтьева (Харьков) Системность культуротворчества и социальный порядок
13.	1.13. С.И.Максимов (Харьков) Этико-антропологические основания правопорядка
14.	1.14. Я.А.Музалевская (Харьков) Природа морали и основания социального порядка (к постнеклассической постановке проблемы)
15.	1.15. Б. И. Поклад (Луганск) Социальный порядок как фундаментальное понятие криминологии
16.	1.16. С. В. Приживара (Харьков) Социальная ответственность и социальный порядок
17.	1.17. О. П. Проценко, И. М. Ушно (Харьков) морально-правовые предпосылки свободы предпринимательской деятельности
18.	1.18. Л. В. Рязанцева (Харьков) «Проблематизация блага»: эгоизм в перспективе морали и права
19.	1.19. О. Ф. Скакун (Харьков) Право, законность, правопорядок: их взаимозависимость и тенденции развития
20.	1.20. Пол М. Слоун (США) Основы общественного порядка
21.	1.21. О. М. Тетерич (Харьков) Соотношение морального и правового регулирования
22.	1.22. А. В. Толстоухов (Київ) Проблема взаємодії ліберальної і демократичної свободи
23.	1.23. Г. Л. Тулъчинский (Санкт-Петербург, Россия) Проблема либерализма и эффективная социальная технология
24.	1.24. И. А. Филина (Полтава) Социальный порядок как условие социального прогресса
25.	1.25. Фолькер Герхардт (Берлин, ФРГ) Политика - это больше, чем сумма морали и права
26.	1.26. Л.А.Шаповал (Харків) Право. Держава. Правопорядок
27.	1.27. В. В. Шкода (Харьков) О всеобщем порядке охранения
28.	1.28. В. Ятченко (Дніпродзержинськ) Метафізичний вимір авторитетності соціального порядку (культурно-історичний аспект)
29.	2.1. В. Л. Ботезат (Харьков) Проблема народной воли и демократического государства
30.	2.2. Н.А.Бусова (Харьков) Проблема легитимации правового порядка
31.	2.3. О. В. Гарник (Дніпропетровськ) Проблема легітимації правового примусу в сучасній філософи права (постмодерністська та дискурсивно-етична орієнтації)
32.	2.4. В. В. Гордієнко (Харків) Державне право на легітимне насильство: кордони та межі відтворювання
33.	2.5. В.А.Жадько (Запоріжжя) Межі ефективності права
34.	2.6. М. М. Жовтобрюх (Запоріжжя) Засади чинності звичаєвого права
35.	2.7. С. А. Заветный (Харьков) Возможности и пределы права как вида социального управления
36.	2.8. Н. С. Корабльова (Харків) Дисциплінарні технологи у техніках покарань: рольовий вимір
37.	2.9. А А Лакиза (Симферополь) Об относительной независимости права
38.	2.10. Н.Я.Мокрецова (Харьков) Психологические аспекты отношения к правовым нормам
39.	2.11. В. Б. Окороков (Днепропетровск) Метафизика свободы (теория справедливости и границы легитимации)
40.	2.12. Н. П. Осипова (Харків) Механізм аналізу соціальної ефективності права
41.	2.13. О.И.Помников (Луганск) Аристотель и современность: опыт размышления на тему справедливости
42.	2.14. В.В.Рябокляч (Полтава) До визначення правового відчуження
43.	2.15. Л. А. Сухих (Харьков) Правовые нормы и правовая защищенность
44.	2.16. А. О. Червяцова (Харків) Легітимність державної влади: основні критерії
45.	2.17. И. В. Я ценко (Харьков) Договор как основа правопорядка
46.	3.1. Ю. І. Агапова, І. Г. Скиба (Луганськ) Проблема прав людини в процес! викладання мовознавчих дисциплін у спеціалізованих вузах системи МВС
47.	3.2. А. П. Алексеєнко (Харків) Гуманізм як принцип соціального порядку
48.	3.3. М. Ф. Анісімова (Запоріжжя) Забезпечення прав і свобод осіб, що засуджені до позбавлення волі: вимоги міжнародних стандартів та реалії національних пенітенціарних установ
49.	3.4. Д. В. Бацун (Харьков) Проблема универсальности идеи прав человека
50.	3.5. Йозеф Зайферт (Шаан, Ліхтенштейн) Думки про професійну етику поліцейського
51.	3.6. И. В. Карпенко (Харьков) О «порядке понятий» в понятии «социальный порядок»
52.	3.7. Н.Н.Крестовская (Одесса) Статус ребенка как показатель гуманности права: история и современность
53.	3.8. К. Б. Левченко (Київ) Національні інституції по дотриманню прав людини: рекомендації міжнародних організацій та український досвід
54.	3.9. В. Н. Мороз (Днепродзержинск) О некоторых проблемах взаимодействия человека, гражданского общества и государства в сфере правового порядка
55.	3.10. С. Д. Порощу к, Т.С.Порощук (Запоріжжя) Особливості сучасного правового статусу особи
56.	3.11. В. Г. Рибалка, В. Т. Жежерун (Харків) Примус до правопорядку у військовій діяльності
57.	3.12. Л. Д. Тимченко, Л. А. Тимченко (Харьков) Глобализация в сфере прав человека: негативные и позитивные тенденции развития
58.	3.13. C. І. Ткачов, Н. О. Ткачова (Харків) Місце цінностей в процесі розбудови справедливого суспільства
59.	3.15. П. В. Цимбал (Харків) Політична кримінологія: нові аспекти в умовах глобалізації
60.	4.1. В. В. Акимов, В. И. Чуб (Харьков) Незаконный оборот наркотиков в Украине и парадигма национальной безопасности
61.	4.2. І. В. Банікевич (Харків) Проблеми правоохоронної діяльності у перехідному суспільстві
62.	4.3. І. В. Венедіктова (Харків) Упорядкування відносин власності в перехідному суспільстві
63.	4.4. В. І. Гадяцький (Харків) Практична філософія та філософський конформізм у ситуації неправового порядку
64.	4.5. Е. А. Гнатенко (Луганск) Понятие общественной опасности: философский и правовой подходы
65.	4.6. В. І. Горбань, О. В. Горбань (Полтава) Право і соціальні трансформації: проблема взаємозв'язку
66.	4.7. О. Г. Даніл'ян (Харків) Формування правових механізмів розв'язання протиріч в перехідних суспільствах
67.	4.8. Ю. В. Дука (Запоріжжя) Проблема податкового порядку в сучасному українському суспільстві
68.	4.9. Н. М. Ємельянова (Донецьк) Правовий нігілізм у перехідному суспільстві
69.	4.10. І.Д. Загрійчук (Харків) Правове регулювання міжнаціональних взаємовідносин: філософські аспекти
70.	4.11. В. Л. Зубов (Запорожье) Проблемы правового регулирования предпринимательской деятельности в Украине
71.	4.12. Н. Г. Карпунова (Луганськ) Гуманітаризація процесу виховання курсантів вузів системи МВС України як фактор гуманізації правоохоронної дільності
72.	4.13. Е. Г. Михайлева (Харьков) Элита и легитимация социального порядка: проблемы транзитивного социума
73.	4.14. В. Н. Овчаренко (Харьков) Проблемы формирования правосознания в переходный период
74.	4.15. В. А. Светлов (Санкт-Петербург, Россия) Фундаментальная вероятностная теорема анализа и разрешения конфликтов
75.	5.1. В.А.Абашник (Харьков-Йена, ФРГ) Назначение полиции в системе «харьковского полицейского законодательства» Л. Г. К. Якоба
76.	5.2. Г. Є. Аляев (Полтава) Прогрес права як трансформація морально-правової свідомості
77.	5.3. Т. А. Андреева (Донецк) Нравственные ценности и правовое нормотворчество в истории человечества
78.	5.4. Е.А.Афонін,А.Ю. Мартинов (Київ) Проблема свободи та порядку в контексті всесвітньої історії (або бельгійський прототип для української перспективи)
79.	5.5. А. Г. Барадачев (Харьков) Воля как основание юридической ответственности
80.	5.6. В. П. Будз (Львів) Проблема співвідношення національних і універсальних цінностей як основних інструментів соціальних змін в філософії історії Михайла Гру шевського
81.	5.7. Роберт Вальтер (Вена, Австрия) Правовая теория в Австрии в XX веке
82.	5.8. Клаус Дирксмаер (Йена, ФРГ) О способности правовой философии к изменениям
83.	5.9. Н. І. Завадова (Полтава) Екологічна етика та її основа
84.	5.10. О. Г. Івахненко (Харків) Кодекс честі офіцера як поєднання правових і моральних цінностей
85.	5.11. В. Ю. Калюжна (Луганськ) Традиції пуританізму в системі освіти США та їх значення для духовного розвитку країни
86.	5.12. Т. В, Кондратюк (Київ) Цінності як засіб правової регуляції соціальних взаємовідносин
87.	5.13. С. Куцепал (Полтава) Дві моделі влади в постмодерн!
88.	5.14. О. М. Литвинов, О. В. ПІерстньов (Луганськ) Проблема громадянства та національності у національній державі (за працею Юргена Габермаса «Громадянство і національна ідентичність»)
89.	5.15. И. В. Минаков (Харьков) Система права как эффект поля онтологии
90.	5.16. І. М. Мухін (Запоріжжя) Системно-трансформаційні ресурси суспільства як основа реалізації соціальної свободи (правовий аспект)
91.	5.17. С. Е. Острога (Харків) Головні напрями філософсько-логічного аналізу мови права
92.	5.18. Ж. О. Павленко (Харків) Експертні оцінки в праві
93.	5.19. В. В. Попов (Харьков) Ирония и юмор в двойственности образа закона
94.	5.20. Л. А. Радионова (Харьков) И. Кант о философии свободы
95.	5.21. Н. Н. Саппа (Харьков) Развитие норм, правил, прав и игровая деятельность
96.	5.22. І. І. Севру к (Харків) До питання про «порядок» та його сенси
97.	5.23. В. В. Снегирев (Луганск) О понятии «национальное государство» в современном государствоведении
98.	5.24. О. В. Стричинець (Харків) Роль класифікацій у структуруванні правового порядку
99.	5.25. В.Д. Титов (Харків) Раціональність правового порядку
100.	5.26. Ж. С. Тростановский (Германия, Дюссельдорф) Категории права, обязанности, ответственности и их взаимосвязь
101.	5.27. А. К. Чаплыгин (Харьков) Дилетантизм как условие и антитеза философского практицизма
102.	5.28. B.I. Чернишева (Луганськ) проблема поліцейського цинізму в контексті Гуманізації системи підготовки правоохоронних органів (на прикладі США і України)
103.	5.29. Г. П. Чміль (Київ) Дисциплінарний дискурс екранних мистецтв і становлення індивідуальності
104.	5.30. В. Н. Шаповал (Харьков) Свобода и порядок как трансцендентальные корреляты отношения «человек-мир»
105.	5.31. Е. Н. Юркевич, Н. В. Попова (Харьков) Герменевтическая практика в юриспруденции: догматические и адогматические аспекты

На попередню



Додати в закладки

  
Переклад Translate